Синий и золотой - Страница 13

— Просто за ношение этой штуки тебе могли растянуть шею. У меня есть свои пределы, понимаешь? — он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Как это произошло?

Я рассказал ему. Когда я описывал смерть его сестры, он закрыл глаза и отвернулся, лишь на мгновение. Напомнил мне меня, когда я был ребенком и мама убила курицу. Но дело было в том, что я съел курицу, хотя и не одобрил ее смерть. Некоторые вещи отвратительны, но необходимы.

Затем он встряхнул головой, будто мокрая собака, и сказал:

— Почему ты ее не предупредил?

— Прости?

— Не пить эту штуку.

Я слабо улыбнулся.

— Ты думаешь, она бы послушала?

— Нет, — согласился он. — Думаю, нет.

— Кроме того, — продолжил я, — все очень быстро произошло. Полагаю, мне казалось, что у нее хватит ума не приходить в лабораторию и не пить без спросу из мерного стакана, наполненного каким-то веществом.

Он заинтересовался.

— Она просто…

— Она спросила у меня, что это такое. Я перечислил ингредиенты. В следующий момент…

— Понятно. Она была уверена, что, зная состав, она поймет и применение. У моей сестры всегда было высокое мнение о себе.

— Она была хорошим ученым, — сказал я. — Она чертовски многому научилась.

— Что ее убило, — тихо сказал он, как человек, наконец выигравший шахматную партию, к которой потерял интерес четверть часа назад. — Отличный аргумент против женского образования, если хочешь мое мнение. Хотя она не знала, что это было, она решил проглотить это прежде чем ты сказал, что нельзя. Нетерпение, понимаешь. Она была как ребенок. Всегда хваталась за коврижки, как только прислуга вносила поднос.

— Была бы у меня хоть малейшая идея…

— Разумеется, — он поднял руку. Тема умерла и похоронена. — Ну, думаю, мы можем об этом забыть. Я сделаю заявление о том, что моя сестра умерла от естественных причин. Конечно, нам придется устроить государственные похороны, а тебе быть главным скорбящим. Извини, — добавил он. — Я знаю, ты не любишь официальные мероприятия.

— Об этом не волнуйся, — ответил я. — Это меньшее, что могу сделать.

— На устройство похорон понадобится неделя, — продолжил он. — А тем временем…

Ему не нужно было заканчивать фразу. Назад к столу, уже и так много времени потрачено. Он и правда не задумывал это, как наказание. Он искренне верил, что я наслаждаюсь работой.

Я встал.

— Только одна вещь, — сказал он. — Не так чтобы это было важно, но кто-то должен был тебе помогать. Иначе как ты достал все это оборудование? Ты знаешь, у нас все в порядке, но я должен спросить, кто тебе помогал. Нужно отдать кого-нибудь префекту или моя жизнь превратиться в ад на месяцы.

Я снова сел.

— У меня есть контакты, — сказал я.

— Да, я догадался, — в его глазах был лед. Я знал этот взгляд. — Извини, но мне нужны имена.

— В Гильдии воров, — сказал я.

Его глаза слегка расширились.

— Так Гильдия воров и правда существует, — сказал он.

— Конечно существует, — соврал я. — Мне очень жаль, но…

Он пожал плечами.

— Больше, чем стоит твоя жизнь, ясно. Ладно, забудь об этом. Теперь я знаю, что Гильдия воров и правда есть, а стража займется остальным. Спасибо, — добавил он, — ты правда помог, — он поморщился. — Я тебя только что подставил? Но если и так, я не могу забыть о том, что ты только что сказал.

— Все нормально, — сказал я. — Мы годами думали, что ты все о нас знаешь.

(И я подумал: любопытно. Он спросил о смерти сестры, как вы спрашиваете о здоровье невесты-инвалида делового партнера, но подтверждение существования Гильдии воров показалось ему интересным. Что бы я увидел, задумался я, если бы был здесь, когда к нему пришли сообщить о смерти Евдоксии?)

— Как скоро? — спросил он.

Я только поставил ногу на пол, собираясь уходить.

— Трудно сказать.

— Попробуй.

Я пожал плечами. Это был жест беззаботного человека, который никого не обманул.

— Правда, не могу сказать. Может шесть недель, может месяц, может…

— Шесть недель.

— Или шесть лет, — ответил я, — зависит от удачи. Если мне повезет, завтра в это же время. Если не повезет, то никогда. Всегда есть возможность, что это попросту нельзя сделать.

Он усмехнулся.

— Мне то же самое говорят строители дорог, — сказал он. — Они точно знают, сколько времени уйдет на прокладывание дороги от Центра к докам, но когда я их спрашиваю, они всегда добавляют два месяца. Затем, когда работа закончена, когда они знают, что она будет закончена, они просят бонус за досрочное завершение. Давай, Нино. Когда?

— Шесть недель.

— Так и думал, — он улыбнулся мне, и кто-то за моей спиной открыл дверь. — Значит, шесть недель. Ловлю на слове.

Да, я величайший живущий алхимик мира. Глупо это отрицать, вроде как перевернутое хвастовство. Но пожалуйста, обратите внимание на ударение на слове «живущий».

Вспомните, к примеру, Лелиана Аттагенского. Гениальный человек: очистил lachrymae dei еще будучи студентом в Фенори, первый человек, разделивший серебро на четыре аспекта — я был знаком с ним в Элписе, хоть и недолго. Или возьмите Геренния, который полностью изменил наше понимание реинтеграции гуморов. Если бы он все еще был жив сегодня, я был бы недостоин носить его конспекты. Это не вспоминая Гордиана Секунда; вот был человек, с которым я хотел бы познакомиться, но он уже был мертв, когда я прибыл в Парапросдокию. Кодриний…

Ладно. Интересен только специалистам. Суть в том, что это, извините за каламбур, золотой век алхимии. В последние пятнадцать лет было сделано больше эпохальных открытий, чем в предыдущие два столетия. Что касается гениев, по-настоящему исключительных умов: две дюжины, по самым скромным прикидкам. Но вот любопытная штука. Из двух дюжин ни один не пережил возраста тридцати трех лет.