Вот он был на столе, просто стоял. Ну, спросил я себя, чего ждешь?
А затем вошла она.
Я придерживаюсь мнения, что если бы наше общество было должным образом организовано, и женщинам позволялось прямо участвовать в науке, она бы стала первоклассным алхимиком. У нее никогда не было проблем с моими записями, даже невзирая на то, что ее никогда не учили, она просто вынесла эти знания из книг по ходу дела. Конечно, учитывая, что она была сестрой Фоки, можно было ожидать, что она разделит семейную одержимость. Но Фока, несмотря на три года университета, так и не смог ухватить основы миграции импульсов. Евдоксия могла решать миграционные уравнения, когда ей было четырнадцать. На самом деле у меня были причины думать, что она делала задания Фоки на каникулах, хотя конечно никто из них этого никогда бы не признал.
Она увидела стакан на столе.
— Что это? — спросила она.
— Ничего.
Она одарила меня тем особым взглядом.
— Что?
Я рассказал, что было в составе. Ей понадобилось около пяти секунд, чтобы сложить головоломку. Я видел, что она впечатлена. Ее глаза расширились, а ее лицо сияло восторгом и жадностью.
— Он сработает?
— Откуда я знаю?
Она склонилась над мерным стаканом и понюхала его, отдернулась и скривилась.
— Он неустойчивый.
— Да, но я добавил немного sal drac, чтобы его стабилизировать.
Нахмурившись, она прикинула реакцию в уме.
— Отфильтровал?
— Я не дурак.
— Маленькие серые частицы, вроде стружки?
Я указал на промокшую бумагу. Она внимательно ее осмотрела, затем коротко кивнула.
— И?
— Куда спешить? — я пожал плечами. — Если сработает, у меня будет вечность. Если нет…
— Ты сделаешь еще, — быстро сказала она, будто до этого не собиралась ничего говорить. — Для меня.
Я не ответил. Она злобно на меня уставилась.
— Нет, — сказал я.
— Что?
— Нет, — повторил я. — Хочешь попробовать, ты знаешь рецепт.
— Что за черт…
— Да ладно, — сказал я, будто она была идиоткой. — Позволь привлечь твое внимание к точной формулировке на свадебной церемонии. Пока смерть не разлучит нас, — я улыбнулся. — Будь реалисткой.
Она взглядом могла бы содрать кожу с моего лица.
— Ты жалок, — сказала она.
Обо мне многое можно сказать, но не это.
— Со всем уважением, — ответил я, — но бессмертие — это одно. Быть женатым на тебе на веки вечные, с другой стороны…
— Ты ублюдок.
— Это несправедливо, — сказал я. — Я не собираюсь разводиться. Мы будем жить до конца твоей естественной жизни вместе, а потом я буду свободен. Под этой сделкой ты подписалась.
— Ты дашь мне умереть.
— Все умирают, — сказал я. — Смертность — это константа, определяющая наше существование.
— Иди на хер.
— Кроме того, — сказал я, — он, скорей всего, не сработает. Если бы все было так просто, кто-нибудь додумался бы столетия назад. И он может быть ядовитым.
— Если так, — прощебетала она, — ты умрешь и я буду знать, что пить его нельзя.
— Он может быть из тех ядов, которым требуются часы. Или дни. Недели даже. Было бы преступной безответственностью позволить тебе его выпить.
— Мой брат…
— Твой брат, — ответил я, — ценит меня чертовски больше, чем тебя. Должна бы знать, ты скулишь обо мне два раза в неделю, и что он сделал?
— Ты дашь эликсир ему?
— Если он сработает, — улыбнулся я, — когда-нибудь я опубликую рецепт. Но только после очень тщательного тестирования. Скажем, две сотни лет. Публиковать раньше будет плохой наукой.
— Ты собираешься дать его моему брату или нет?
— Нет, — ответил я. — Он финансирует меня, чтобы превратить свинец в золото, что, как все мы знаем, невозможно. Это просто мой побочный проект. Он не владеет исследованием. Это, — продолжил я, обаятельно улыбаясь, — только для меня. Потому что я этого стою.
Я не заметил ее бросок, ее руку вокруг стакана. Прежде чем я пошевелился, она подняла его ко рту. Она глотнула дважды прежде, чем я был на ногах.
Не нужно было класть sal draconis, сейчас я это понимаю. Radix vitae мог бы вытянуть пагубу из пенообразования, смесь можно было бы пить, пока не лопнешь, и совершенно безопасно.
Когда рабочий погасил фонари в парке, я вернулся в дубильню и собрал ichor tonans. По пути я выудил пустую бутылку от аквавиты из мусора, промыл ее в публичном фонтане. Я медленно ссыпал ichor, закупорил бутылку и засунул ее в карман, как это делают пьянчуги. Это, и тот факт, что я спал в одежде и не брился два дня, позволяло мне выглядеть соответствующе. Пьяницы и нищие невидимы. Идеальная маскировка.
Я бродил по улицам пять часов, вживаясь в роль. Мой дядя всегда говорил, что я мог стать актером, и я думаю, он был прав. Что нужно правильно сымитировать, и чем большинство людей, притворяющиеся выброшенными за борт жизни, всегда пренебрегают, это походка, длина шага, приволакивание ботинка. Вы должны идти, будто вы всегда уходите, никогда наоборот. Добрый человек даже остановил меня и дал три медяка.
Я добрался до Восточных ворот сразу после смены караула. Я видел, как сменщик карабкается на сторожевую башню. Он будет там по меньшей мере минуту, расписываясь в журнале. Это давало мне сорок пять секунд, времени больше чем достаточно. Я поднялся по лестнице на городскую стену (никто не смотрел, но я ничего не мог с собой поделать и оставался в образе: небольшое пошатывание, как можно ожидать от пьяницы, взбирающегося по ступеням), посмотрел вниз, чтобы удостовериться, что берег чист, достал бутылку из кармана, уронил ее за стену и рванул как ненормальный.