(Было бы очень мило, если бы моя жизнь была хорошо контролируемым экспериментом. Знаете, начините с базовых ингредиентов, добавьте образование, опыт, события, помешайте стеклянной палочкой, когда необходимо, замедлите реакцию с помощью куба льда. Предсказуемые последствия, задуманные результаты и что-нибудь стоящее в конце. Сработало не совсем так. Что касается результата, продукта, подождем увидим. Я еще могу удивить себя.)
— Юристы говорят, все должно быть в порядке, — сказал Фока. Он посерел от переживаний. — Они составили план защиты, и я выслал бумаги вперед с экспресс-курьером, так что они будут там прежде, чем ты прибудешь. Если повезет…
— Я буду в порядке, — сказал я. — Правда, — я улыбнулся ему. — Знаешь, всегда думал, что я умный, но неподсудность духовенства…
— Проклятье, — сказал он, — чуть не забыл. — он порылся в бумагах на столе, нашел то, что искал. — Локуст Салонин, даешь ли ты торжественную клятву исполнять и соблюдать обязанности священнослужителя наисвятейшей конвокации Общества Неодолимого Солнца? Скажи да.
— Да, — сказал я и подождал. — Это все?
— Это все. Ты священник. Теперь убирайся с глаз моих.
— Правда священник?
— Да. Пока. Попытайся никого не ограбить или ничего не взорвать.
— Фока, — я смотрел прямо на него, чего обычно не делаю. — Я должен кое-что тебе сказать, прежде чем уеду.
— Ну?
— Наедине.
Он засомневался, а котелки внезапно насторожились.
— Да ладно, — сказал я. — Теперь я священник. Если ты не можешь верить духовенству…
— Ладно, — он кивнул сержанту, и котелки покинули комнату. — Ну?
Я чуть понизил голос.
— Он начался, — сказал я.
— Что?
— Эксперимент. — понадобилось мгновение, чтобы до него дошло, а потом его глаза стали круглыми, как доллары. — Я начал его. Он займет около пяти часов.
Он схватил меня за рукав.
— Ты имеешь в виду?..
— В моей лаборатории, — сказал я, — на столе стоит каменная чаша, рядом с водяными часами. В чаше пригоршня железных гвоздей, покрытых бледной зеленой жидкостью. Где-то через час ты должен увидеть бледный желтый слой на гвоздях. Что бы ты ни делал, не трогай их, вещество разъест твои пальцы до кости. Просто оставь их, но кто-то должен наблюдать за процессом, как ястреб. Пока жидкость остается зеленой, все нормально. Если она начнет синеть, кто-то должен добавить две капли темно-коричневого вещества из темно-зеленой стеклянной бутыли. Это приведет его в порядок, но это должно быть сделано в тот момент, как жидкость изменит цвет. Иначе весь эксперимент будет потерянным временем и мне придется начать заново, это отбросит нас на месяцы, — я усмехнулся. — Это, пожалуй, самое неудачное время, что они могли выбрать.
— Ты не мог подождать, пока вернешься? — нахмурился он.
Я покачал головой.
— Главный реагент остается стабильным только около дня, — сказал я. — Ему необходимо девять недель, чтобы созреть, после того, как его подготовят. К тому же, — тихо добавил я, — я могу не вернуться. Не хотелось бы умереть, не попытавшись.
Он выглядел, будто ему стало плохо.
— Не говори так, — сказал он. — Юристы…
— Я обо всем напишу, когда доберусь до Мезентии, — сказал я. — Отправлю тебе письмо с дипломатическим курьером.
— Нет, — он был в ужасе. — Ради всего святого, не делай этого. Мы никому не можем довериться с чем-то вроде этого. У нас будет достаточно времени, когда ты вернешься.
— Как хочешь, — пожал я плечами. — Просто удостоверься, что кто-нибудь будет следить за процессом следующие пять часов. Все, о чем прошу.
— Не волнуйся, — сказал он, и его голос был чуть выше обычного. — Я все сделаю сам.
— Правда?
— Даю слово.
— В таком случае, — улыбнулся я, — мне не о чем волноваться. Благослови тебя Бог, сын мой, — добавил я и постучал в дверь.
История моей жизни до сих пор.
Когда я был юн, я хотел знать правду. Я был нетерпелив. Я видел вещи очень ясно. Пожалуй, это ошибка — учить юных логике. Логика настолько же оружие, насколько инструмент. Ты учишься ей, ты ей овладеваешь, ты дождаться не можешь, чтобы выйти и использовать ее на ком-нибудь. В Элписе я обнажал меч логики, пока не с кем стало сражаться. Затем у меня удивительным образом исчезли деньги, а вскоре оттуда исчез и я.
Бегство. История моей жизни. Я убежал от философии и принялся делать глупые вещи. Воровать глупо, потому что рано или поздно тебя поймают. Быть пойманным — тоже история моей жизни. Я всегда сбегал, но меня всегда ловили. Когда-то я думал, что просто наткнулся на алхимию, но теперь я достаточно стар, чтобы понимать, что нет такой вещи, как совпадение. Меня создали два доминирующих фактора — философия и преступление, соединенные вместе на кубе льда, который служит мне личностью. И так родилась моя алхимия. Мы были, как говорят, созданы друг для друга.
Самое глупое, что я, наверное, величайших из когда-либо живших алхимиков. Не потому что я нашел или не нашел способ превращения неблагородных металлов в золото, но потому что… ну, мы еще дойдем до этого позже. К тому же я довольно компетентный философ, но только пока вы готовы мне за это платить. Чем дольше вы думаете об истине и мудрости, тем больше понимаете, что они лишь плоды воображения; и что остается? Ну, существует чистое удовольствие фехтования логикой, что прискучивает со временем, и существует приемлемая жизнь, на которую можно заработать лекциями, писательством и преподаванием. Я бы попробовал, если бы меня оставили в покое, но увы.
Фока и Евдоксия определили мою жизнь. Когда я не убегал от них, я лгал им, чтобы меня не убили. Я убил Евдоксию, потому что был вынужден: слишком старый и уставший, чтобы продолжать бегать, слишком измотанный, чтобы продолжать доставать комки pulveus fulminans из задницы и выпрыгивать в окна. Что касается Фоки, думаю, он хотел как лучше, но это не оправдание. Я хотел как лучше на разных стадиях своей жизни, и мне нет никаких оправданий.